Пираты Малаккского пролива

Тайцы умеют казаться равнодушными. Лишний раз спорить не станут: что ни скажи, со всем согласны, тихо так говорят, спокойно, и все время улыбаются. Скрытные они, вот и улыбаются. Ничто так не скрывает нутро, как вежливая фальшулыбка. Говоришь с ними, а они в глаза не смотрят. Прячут глаза. Задал вопрос — считай, автоматически стал участником игры «да и нет не говорите». Иной раз хочется заорать, чтоб разговор хоть немного стал поживее. Однажды я накричал на тайца-переводчика, так он и вовсе впал в ступор и глаза закатил. Оказывается, они потому и не говорят громко, что от крика у них мысли путаются.

Впрочем, есть одна тема, которую охотно и увлеченно поддержат тайцы, малайцы, вьетнамцы и прочие народы, которые живут во все стороны от  Малаккского полуострова. Пираты – вот что волнует всякого прибрежного жителя Южной Азии. 
 

Времена Джека Воробья прошли. Современные пираты используют иные техники захвата судов. Однако суть осталась прежней — забрать чужое. Фото: oboi.cc

Тихий голос дикторши из подвешенного над барной стойкой телевизора едва пробивал пустоту мраморного холла пятизвездочного отеля в Паттайе. До поры на телевизор никто не обращал внимания. Даже когда показывали затопленные где-то в Чиангмае деревни. Но вот на экране появился какой-то мотобот с разбитыми стеклами, а голос дикторши что-то вещал о пиратах. Она комментировала происходящее примерно так: «В 20 километрах от Ко Чанга совершено нападение на баркас. Четверо рыбаков погибли, двое пропали без вести». Ну и про обстоятельства, которые как всегда выясняются. Короче – свидетелей нет, пиратов не догнать, потому что курортный остров близко, а граница с Камбоджей еще ближе, и тайский морской патруль в чужие воды не суется, не те времена. О подобном сообщается часто, вроде бы можно привыкнуть. Но отельная обслуга возбудилась, звук прибавили, улыбки пропали. А швейцар тот и вовсе покинул пост и подошел поближе к телевизору, и первый начал говорить что-то нелицеприятное в адрес кхмеров и вьетнамцев. Кхмеров – потому что это скорее всего они, а вьетнамцев – потому что и они тоже вполне могли. Его все поддержали и добавили в список обруганных китайцев, суматранцев и даже жителей далекой Бангладеш. Потом вспомнили, как не так давно рядом с Ко Саметом напали на шхуну торговцев копрой. В общем, таких историй много.

Жители Юго-Восточной Азии испытывают, я бы сказал, генетический страх перед пиратами. Поэтому как мы, сидя в машине, любим поговорить об авариях, так и они, прохаживаясь по пальмовой набережной вспоминают про пиратов. 

Сотни лет это занятие было здесь не только прибыльным, но и единственным для многих прибрежных племен. Особенно славились пиратскими наклонностями жители Суматры и Сулавеси. Не отставали от них островные кхмеры, буги островов Риау, да и вообще все буги, которые поселились по побережью Малакки, картазаны с мангровых джунглей Борнео и вообще все те, кого в Юго-Восточной Азии называют «морские цыгане».  

Современные пираты очень хорошо технически оснащены. На быстроходных и маневренных лодочках они способны нагнать любое транспортное судно. Фото: techjollof.com

В Сиамском заливе в год совершается несколько десятков нападений. Но Международное морское бюро по борьбе с пиратством регистрирует только нападения на крупные суда или богатые яхты. Но если есть пираты, они должны где-то жить, тратить награбленное, держать свои пиратские катера и лодки. Куда-то они должны девать добычу. Хотя в Юго-Восточной Азии не всегда и поймешь, кто богатый, а кто не очень. Нет ни традиции накопительства, ни стремления к роскоши. Никто не хочет жить лучше, чем сосед. И очень, и не очень богатые едят примерно одну и ту же еду. Миллионер не пойдет в ресторан обедать, а пошлет шофера купить у уличного разносчика какую-нибудь курицу с кешью и привезти в офис. Все ездят на одинаковых автомобилях, похоже одеваются, в домах одна и та же мебель, одни и те же вещи. Купить дом еще лучше, в лучшем районе? Ни к чему. Переезжать с места на место не любят, идеал – родиться и умереть в одной и той же комнате. И чтобы соседи были одни и те же. Даже в богатой Японии популярна древняя поговорка: «Дурак тот, кто оставит детям наследство». 

Шанс попробовать отыскать поселение пиратов появился у меня на Лангкави, это сотня островов в Андаманском море на границе Малайзии и Таиланда. Из этой сотни обитаемых только три, а главный остров – усердно раскручиваемый курорт. В рекламных целях курорту придумали слоган: «Лангкави — остров легенд». Все легенды простецкие, мотивировки героев произвольные, сюжеты несколько вымученные и скучные: о белом крокодиле, испугавшем беременную женщину; об островах, на которых какие-то психи в дождь ели недоваренный рис, отчего у них разболелись животы; о глупой русалке, которая вместо того, чтобы самой нырять за жемчужинами, почему-то выпрашивала их у людей. А о пиратах ни одной легенды нет. 

На самом деле жители Лангкави – потомственные контрабандисты и пираты. Остров находится так близко к Таиланду, что контрабандой занимались все, кто мог держать в руках весло, поворачивать парус и грузить товары в джонку. Правительство Малайзии отчаялось бороться с продувными островитянами и превратило остров в большой дьюти-фри. 

Во время поездки по мелким островкам на прогулочном катере я разговорился с мотористом Юсупом. У Юсупа не было правой руки: когда-то он ходил на сухогрузе, но в Малаккском проливе на них напали пираты. Напали ночью, на нескольких катерах, осветили прожекторами, из пулемета выпустили очередь по рубке, потребовали остановиться, пытались взять на абордаж. Но штурман сухогруза то ли удачно развернул судно к волне, то ли просто повезло и волна вдруг пошла круче, но только пираты примерились пару раз, но так и не смогли подойти к борту, постреляли и отстали. Повезло и команде, и хозяевам сухогруза, не повезло только Юсупу – его пуля прилично задела, пришлось ампутировать руку.  

Многие жители Лангкави – потомственные контрабандисты и пираты. Фото: magspace.ru

Малайзия — исламская страна, и обычаи малайцев во многом определяются религией. Например, у малайцев нет левшей, их жестоко переучивают, ведь левая рука нечистая. В Малайзии это еще актуальнее, чем в других мусульманских странах: малайцы любят есть руками (рукой!) – не используют ни ножей, ни вилок, ни даже палочек. Поэтому жилось Юсупу, конечно, нелегко. И, конечно, он ненавидел пиратов. Юсуп сказал, что все, кто живет в свайных домиках или на плотах – вот те и есть пираты. неужели все? Конечно, он мог со зла наговорить, а мог и правду сказать. 

Этих азиатов порой понять трудно. У них все по-другому. Вот мы, когда строгаем, от себя рубанок ведем, а они – на себя. И когда пилят, на себя пилу нажимают. И ходят врастопырку, выбрасывают ногу от колена и ступню ставят не целиком, а на пятку. Неудобно ходят и переучиваться не хотят, хотя вроде и глобализация сейчас везде. И на кораблях у них медяшки не надраены, как заведено у матросов любой страны, а закрашены желтой густотертой краской. 

Как-то раз под вечер я вышел на берег на окраине Куаха и кликнул лодочника. В Малайзии везде безопасно, даже в джунглях Сабаха, поэтому риска не было никакого – хоть в отель «Шератон» просишь довезти, хоть к пиратам. Минут через двадцать я уже был в свайной деревне в укрытой мангровыми зарослями бухточке. Хотя какая она свайная – половина домов на плотах. В тех, что ближе к берегу, электричество проведено, но некоторые освещены жидким светом керосиновых ламп.

Лазить в потемках не хотелось, и я попросил сразу отвезти в бар. Я рассчитывал, что в любой деревне, даже в плавучей, должно быть что-то похожее на бар. Расчет оказался верным.

Бар у водных людей оказался на две скамьи и четыре приземистых столика. На меня никто не обращал внимания, хотя туристов сюда не возили, я узнавал. 

Я спросил пива, выпил пару бутылок и спрашиваю у бармена, типа, как у вас тут насчет пиратов. Он и не понял, о чем это я. Сказал, что его зовут Ибрагим. В Малайзии все по-английски говорят, а слово пират хоть по–русски скажи. Ибрагим не понял — явно лукавил. Я опять про пиратов спросил, Ибрагим сказал, что первый раз про пиратов слышит. Голос у него был скрипучий и резкий, и говорил он громко, и глаза не прятал, смотрел прямо. А потом захохотал. И тем себя выдал. 

Пиратский флаг Веселый Роджер. Фото: wallhere.com

У малайцев чувство юмора, как мне показалось, на нуле. Нельзя сказать, что они вообще не смеются. Смеются, но редко. Даже анекдоты не рассказывают. К кому не обращался, смогли вспомнить от силы один-два анекдота, причем все вспоминали одинаковые – про индусов и китайцев. А про себя малайцы вообще анекдоты не рассказывают, даже удивляются, как это можно про себя анекдоты рассказывать. Вот для примера малайский анекдот: однажды собрали много козлов в один сарай и решили испытать разные народы, кто больше других выдержит пребывание с козлами; малаец, конечно, вытерпел пять минут и выскочил из сарая, китаец вытерпел шесть минут, а индус зашел в сарай – и через семь минут выскочили все козлы.
Ибрагим хохотал долго, я успел выпить еще бутылку, потом еще две. 

После пятой бутылки разговор пошел живее. Ибрагим должно быть, подсчитал прибыль и наконец догадался, что день прошел не зря. И ему самому захотелось поговорить про пиратов. Прежде всего он сообщил, что не малаец, а буг, выходец с индонезийского острова Сулавеси. Когда-то давно, двадцать восемь поколений назад, буги были мирными людьми, жили себе на Сулавеси в обнимку с буйволами, сажали ямс и торговали. Но у людоедов из горных районов все чаще стали случаться голодные годы, и они все чаще спускались с гор, убивали бугов и похищали их женщин. Но не из-за того, что им нужны были женщины, а потому что они очень ценили вкус женских губ, грудей и ступней. Буги стали селиться все ближе к морю, а в самых опасных местах забрались в непроходимые мангровые заросли. Потом они и вовсе стали жить на воде. Но людоеды проникали и на воду, ведь у них были пироги. Тогда буги уехали на мелкие острова и там уже стали жить, как к тому времени привыкли – то есть на плотах. Теперь у них не было полей, ямс они уже не могли сажать. Они стали строить лодки, перевозить чужие грузы и торговать. Но на море было очень много пиратов. Пришлось и бугам стать пиратами.

Ибрагим вытащил дорогой караоке-магнитофон с телевизором, и все это чудесным образом заработало. Предложенная для караоке песня, хоть и народная, но мелодию имела вполне сносную, а не как у них бывает – бесконечная какофония на ксилофонах и гонгах. Но и на «Йо-хо-хо!» похоже не было. Пели мы с Ибрагимом по-малайски. Малайская письменность придумана на основе латиницы, и я хоть и привирал наверняка с произношением, все же смысл, думается, передавал верно. Хотя смысл этот оказался темен и непонятен. Ибрагим потом мне перевел слова, но я все равно ничего не понял. Мы пели что-то про морскую черепаху, которая путешествовала по морю в поисках добычи и про лягушку, которая почему-то сидела в кокосовой скорлупе и про огурец, на который упал шипастый фрукт дуриан и раздавил его всмятку.

По дороге в отель, сидя в тихоходной лодке и стараясь поменьше дышать выхлопами, я вспоминал, как хитро улыбался Ибрагим, когда переводил слова. Он хотел, чтобы я проникся неким тайным смыслом и понял, что черепаха, лягушка дуриан и даже огурец – все это неспроста. Но я понял только одно: на то они и пираты, чтобы маскироваться.

Наиболее опасные зоны для судоходства в Юго-Восточной Азии: Малаккский пролив, прибрежные воды Камбоджи, воды у архипелага Риау и островов Натуна, море Банда.