Ирина Семененко: «Идентичность составляет основу социокультурного суверенитета государства»

О том, как в политическом дискурсе возникло понятие идентичности, что это такое и каким образом влияет на государственный суверенитет, – в разговоре «Научной России» с доктором политических наук членом-корреспондентом РАН Ириной Станиславовной Семененко.

До недавнего времени понятие «идентичность» практически не встречалось в политической науке. Как данность воспринималось то, что люди причисляют себя к левым или правым, красным или белым, консерваторам или либералам. И даже более: к определенным гражданству, нации, профессии… Множественные идентичности всегда были частью нашей жизни, хотя мы и не всегда их так называли. О том, что изменилось и как это понятие теперь влияет на суверенитет государств, мы беседуем с доктором политических наук членом-корреспондентом РАН Ириной Станиславовной Семененко.

– Расскажите, пожалуйста, о понятии идентичности и о том, когда оно вошло в дискурс и появилось в принципе.

– Не такой простой вопрос, и не таким простым будет ответ, потому что можно сказать, что и довольно давно, и сравнительно недавно. Дело в том, что в политической науке становление этого понятия происходило достаточно длительно и постепенно. Пришло оно из психологии в середине прошлого века, когда впервые было концептуализировано такое понятие, как кризис идентичности. Но тогда речь шла о личностном кризисе. Была опубликована работа Эрика Эриксона, известная всем, кто занимается идентичностью, именно тем, что этот вопрос впервые был поставлен. И он был спроецирован потом на социальные процессы. Книга его тогдашняя называлась «Идентичность: юность и кризис», где он говорил о возрастном кризисе идентичности.

Но для политической науки этого было недостаточно. Хотя политическая наука постепенно подходила к пониманию того, что эта тема очень важна и у нее большой аналитический потенциал. А потенциал этот связан с тем обстоятельством, что до недавнего времени центральное место в политических исследованиях занимали политические институты, а также анализ идей и процессов, связанных с идейными и институциональными трансформациями. Те, кто занимается этим профессионально, или те, кто читают регулярно СМИ, в первую очередь обращают внимание на электоральные процессы или разного рода партийные перипетии и столкновения идей и взглядов. Вот, предположим, популисты и их противники. Это магистральное направление в анализе политических процессов. Но как понять эти изменения, как их объяснить? Для того чтобы прийти к пониманию того, почему эти процессы происходят так, как они происходят, каковы их направления, что задает эти направления, в конечном счете на первый план и вышел концепт идентичности.

Интересен он не только своим аналитическим потенциалом, но и тем, что это редкий случай, когда из науки, и в частности уже из политической науки, концепция переходит в публичную политику. Сейчас она у всех на слуху, но 10–15 лет назад так сказать было нельзя. И вот за последние 10–15 лет важность понятия идентичности для развития общества, государства, человека стала не просто очевидной, но материализовалась в политических дискуссиях в виде выступлений первых лиц государств, в партийных программах, в обсуждении того, кто есть современный человек и как он соотносит себя с политическими и социальными процессами. Вот так идентичность и появилась. Она шла через психологию к социологии, культурологии, религиоведческим исследованиям – и вот, наконец, пришла в политическую науку и стала, я бы сказала, магистральным направлением. В том числе в связи с тем общественным запросом на понимание того, кто я и кто мы, который присутствует в обществе в условиях перманентного кризиса сознания.

– Кто я и кто мы? Как это понимать в политическом контексте?

– Дело в том, что человек соотносит себя с какой-то системой идей, взглядов и ценностей. Но человек – существо социальное, и поэтому его личная система координат, личные ориентиры, формируются во взаимодействии, в коммуникации, в политической коммуникации, в том числе с другими людьми. И идентичность как раз и означает на латыни одновременно «я такой, как другие» и «я не такой, как некие иные». Поэтому идентичность – это понятие, которое дает возможность человеку самопозиционироваться, провести границу между собой, с себе подобными, с кем он себя отождествляет, и другими, с которыми он находится в противоречии, не согласен и т. д. Тем самым человек позиционирует себя в системе ценностей и социально-политических координат.

И не обязательно это должна быть, предположим, партийная принадлежность или какая-то иная. Это даже не столько принадлежность. Если был вопрос о принадлежности, зачем тогда слово «идентичность»? Это еще вопрос об эмоциональном переживании. Как человек через себя пропускает то политическое, с которым он сталкивается в повседневной жизни, через новости, через социальные сети, через даже художественные формы, такие как кино, например. И все эти взаимодействия ставят перед ним вопросы, на которые он ищет ответы. И человек таким образом может соотносить себя с какой-то социальной группой.

Что для человека важнее всего? С какой системой координат он себя соотносит. Вот сидят студенты. Кто вы в первую очередь? И человек, предположим, говорит: я такой-то, принадлежу такой-то этнической группе. Я такой-то национальности, если формулировать это в наших привычных терминах. Или: я в первую очередь гражданин России. Или: я студент. Или: я отец, мать, потому что у меня есть маленькие дети. А может быть: я женщина, мужчина, для меня это важнее. Вот эта система соподчиненности разных ориентиров, с которой человек себя может соотносить ситуативно, и составляет его личностную идентичность. В данный момент, когда мы с вами говорим, у меня актуализирована моя профессиональная идентичность. Но это не значит, что у меня нет других. Просто они в большей или меньшей степени актуализируются в конкретные моменты.

Но дальше возникает вопрос: а как человек себя соотносит с другими? Ведь есть личностная идентичность, о которой мы уже поговорили чуть-чуть, и есть еще групповые или коллективные. То есть человек принадлежит определенному сообществу. И политическая наука изучает эту большую коллективную идентичность, которую мы называем макрополитической. Речь идет в первую очередь об идентичности национальной. Потому что когда говорят об идентичности политические лидеры, они чаще всего говорят о национальной идентичности, под которой могут пониматься тоже несколько разные изводы. Соотнесенность со страной или с нацией, которая рассеяна и находится не обязательно в этой стране, но и за ее пределами. Что, кстати говоря, очень важно для России и для самоидентификации членов нашего российского сообщества.

Почему? Потому что государство всегда играло очень важную и даже центральную, ключевую роль в построении системы координат человека. Гражданская идентичность несколько отличается от национальной, потому что это система координат, где человек себя позиционирует как гражданин, ему важно, как он относится к своему гражданскому долгу, к своей гражданской ответственности и своим возможностям. Гражданская идентичность может включать и политический активизм, но совершенно не сводится к нему. И тем более не сводится к тому, что у человека есть паспорт и он гражданин какой-то страны. Это сложное и комплексное понятие, потому что оно включает еще идеи гражданственности.

А еще есть актуализированные важные идентичности, такие как политическая, которая находится на стыке между государственной или национально-государственной и гражданской. То есть с какой системой идей, с какой системой политических координат человек себя соотносит. Есть очень важная составляющая для любого человека, который вступил в период взросления, – поколенческая идентичность. Вот вы принадлежите к другому поколению, чем я, но между нами есть определенная связь, преемственность поколений, поколенческая идентичность или возрастная.

Есть идентичность профессиональная, о чем мы уже говорили, или даже идентичность корпоративная, когда человек себя соотносит с определенной группой, корпорацией. Не обязательно это бизнес-корпорация, это может быть, например, корпорация охотников в широком смысле слова. Для человека важно, что он занимается таким делом. Это очень условный пример, но такого ведь много. Не говоря уже об идентификации по признакам пола, семейному положению и т. д.

И все эти идентичности формируются, могут конструироваться. Они же не возникают просто сами по себе на пустом месте, они складываются в социальных взаимодействиях. И на эти социальные взаимодействия могут влиять определенные политические силы. Политическая наука занимается тем, что она изучает в том числе механизмы политики идентичности.

Тут стоит немножко уточнить: если кто-то будет читать зарубежную литературу, там политика идентичности толкует очень много из 1970-х гг., когда возник мультикультурализм. И речь идет в основном о том, что какие-то небольшие группы продвигают свои права. Такой достаточно нейтральный, но понятный пример – этнические американские индейцы. С помощью политики идентичности они отстаивают свое право на собственное культурное лицо. Но на самом деле политика идентичности совсем к этому не сводится. То, что какая-то миноритарная группа борется за свои права, безусловно, очень важно, но это может негативно влиять на другие группы и на большинство. И тут надо думать еще о балансе.

Но уж если идти в сторону анализа того, каково поле политики идентичности, то ведь в нем действуют в первую очередь субъекты, которые формируют, конструируют идентичности. А это государство в лице своих разных институтов и структур. Это разного рода гражданские структуры, некоммерческие. Это обязательно институты социализации, школа, армия. Это может быть бизнес, который с помощью определенных потребительских моделей продвигает ценности потребления, что очень неоднозначно. Это могут быть любые вовлеченные в политический процесс субъекты.

– Какова взаимосвязь между понятием идентичности и суверенитетом?

– Это важнейший вопрос. В институте уже примерно 20 лет мы изучаем идентичность как ресурс современного общественного развития. Причем как ресурс нематериальный. Одно дело – такой ресурс, как полезные ископаемые, то, что можно пощупать; другое дело – идентичность. Она служит не меньшим ресурсом, а может быть, даже и большим, потому что в соответствии с тем, какую идентичность человек выбирает, выстраиваются политические приоритеты в государстве и в обществе, общественный запрос. И здесь сформулировать можно таким образом: идентичность составляет основу социокультурного суверенитета государства. У государства есть суверенитет в разных самых областях. Мы много говорим о технологическом суверенитете, о продовольственном суверенитете, даже уже рассуждаем о культурном суверенитете. Но здесь понятие шире: то, какие ценности человек выбирает и как он готов встраивать свой выбор в общую стратегию развития общества и государства.

Если человек связывает в личностном плане свое будущее, будущее своих детей, будущее своей семьи, будущее поколений, которые пойдут после него, с развитием государства, страны, региона, территории, на которой он живет или хотел бы жить, это и есть основа для суверенитета. Потому что суверенитет строится на идее развития. Человек с идентичностью развития в той или иной мере открыт другим общественным влияниям, общественным интересам, и он видит важность этих общественных интересов для себя и своей семьи. И это очень важно, так как на этом строится социокультурный суверенитет государства.

– Можете еще немного рассказать о деятельности вашего центра?

– Наш институт существует с периода оттепели, мы скоро будем праздновать наш юбилей. И у нас институт ведущий по международно-политическим и мироэкономическим исследованиям. У нас есть три направления: мировая экономика, международные отношения и социально-политические процессы. Здесь, в стенах института зародилась теория международных отношений. Мы изучаем и теоретически перестройку системы современного миропорядка, биполярный мир и его закат, систему многополярного мира. Институт носит имя Евгения Максимовича Примакова, а он, как известно, стоял, у истоков этой идеи.

Мировая экономика – это процессы, которые происходят в экономической сфере, но касаются уже не только основных отраслей производства. Когда я пришла в институт в конце 1970-х гг., речь шла именно об этом. А теперь это новейшие технологии. У нас важнейшее направление – экономические и технологические инновации, исследование инноваций и инноватика.

Есть направление, связанное с военно-политической ситуацией в мире и с глобальными вызовами, потому что наш институт – это институт, который стоит во главе отделения глобальных проблем международных отношений. Мы занимаемся анализом глобальных проблем, тех рисков, которые имеют трансграничный характер и которые стоят перед современными обществами. И в этом смысле мы занимаемся в том числе и анализом внутриполитических и социальных процессов с точки зрения усложнения структур современных обществ: сложные общества и разделенные общества. Разделенные общества – это та категория, которая сейчас характеризует любое общество, только степень разная. Я бы охарактеризовала нынешнюю ситуацию как разделенные общества в разделенном мире. Можно и сильнее: от уже разделенного мира перейти к высококонфликтному миру. Но все-таки будем надеяться, что будет найден другой вектор, только уже в системе координат многополярного мира.