Ненаписанная история далекого прошлого: интервью с академиком Анатолием Деревянко

Археология и археологи, романтика экспедиций и тяжелый труд, история далеких времен и проблемы современного мира ― в интервью с научным руководителем Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН академиком Анатолием Пантелеевичем Деревянко.

Большая часть прошлого людского рода записана не буквами, не иероглифами, не клинописью. Текст истории ― это следы и кости, украшения и оружие, фундаменты затерянных городов и угли когда-то горевших костров. Как заглянуть в столь отдаленное прошлое? Об этом корреспондент «Научной России» попросил рассказать первооткрывателя денисовского человека, научного руководителя Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН академика Анатолия Пантелеевича Деревянко.

― Нужны ли ученому вообще и археологу в частности фантазия, воображение?

― С моей точки зрения, это неоднозначные понятия. Фантазия бывает научная, ориентированная на далекое-далекое будущее. Скажем, у Леонардо да Винчи были удивительные воображение и когнитивная система. Это позволяло ему заглядывать в будущее не только через картины, но и в технике, механике. Это и фантазия, и воображение, причем трудно объяснить, на чем они основаны. Некоторые изобретения, ставшие сегодня обыденностью, он предвидел много сотен лет назад. У очень редких людей есть этот дар ― дар природы, дар Всевышнего, объяснить его трудно.

Научная фантазия и воображение необходимы. В любой науке, даже математике, не может быть абсолютной истины. По этой причине я не очень люблю разделение на «точные» и «неточные» науки. Как мне представляется, любая настоящая наука с обоснованными идеями ― точная, но абсолютной истины при этом не бывает. Любое новое открытие ставит перед исследователями новые вызовы, новые задачи.

В качестве примера я могу привести собственные работы. Мы 40 лет работаем в Денисовой пещере и каждый год обнаруживаем новые удивительные находки, которые дают ответы на ранее поставленные вопросы, но при этом создают новые загадки.

Так что научное воображение с небольшим количеством фантазии действительно необходимы. Но фантазия не требует строгого научного обоснования, это уже творческое размышление ученого, и оно не всегда выливается в научные публикации, хотя и может проявляться в формулировках «нельзя исключать» и «на основе этих фактов можно предположить».

― Возможно ли гарантированно узнать какой-то факт об истории человечества?

― Археология ― это дописьменная история, и в этом ее великое значение. Род Homo существует почти 3 млн лет, а письменность ― лишь несколько тысячелетий, и то это лишь записи о фараонах и вождях. Об огромном периоде в истории человечества мы узнаем из археологии. Для того чтобы уверенно публиковать какой-то важный факт, этап в жизни человеческого рода, необходимы мультидисциплинарные исследования.

В настоящее время статьи археологов редко принадлежат авторству всего двух-трех человек. Часто археологи, геологи, антропологи, геоморфологи, генетики и другие специалисты работают над одной и той же проблемой. И если говорить о каких-то значительных событиях или фактах, то я абсолютно уверен, что они имеют достаточную историческую обоснованность лишь для определенного периода времени. Дальнейшее накопление фактов расширяет исследования. В исторической науке не может быть чего-то абсолютного.

― Есть ли что-то среди обязательных умений археолога, чему не учат в вузе?

― Это важный вопрос, поскольку Министерство науки и образования исключило археологию как специальность подготовки в университетах. Эта проблема то возникает, то исчезает. Археология в отличие от других гуманитарных наук имеет очень важную специфику. При подготовке в вузе необходим целый ряд дополнительных дисциплин. Первая ― это, конечно, археологическая практика, она и определяет в значительной мере способности выпускника: может он стать археологом или нет. Экспедиции, кроме романтики, ― это тяжелый труд, зной, холод, дожди, мошкара. Практика учит азам полевых работ.

Работа археолога специфична. Историк может много раз работать над одними и теми же документами, а археолог, раскапывая любой объект, разрушает его. То, что осталось от далекого прошлого, переходит в дневники, фото- и кинохронику, документацию, чертежи. Та информация, которая извлекается во время раскопок, становится основой будущих исследований. Если археолог не имеет достаточной квалификации, то достоверность и количество информации оказываются небольшими. Раскопки ― это медленная, методичная работа, в которой нельзя пропустить даже малейшего факта или находки.

Приведу пример. Профессор Томского госуниверситета Николай Феофанович Кащенко в 1896 г. занимался на реке Томи раскопками останков мамонта. Там была небольшая стоянка гоминидов, древних людей, и профессор собрал угольки из их костра. Спустя многие-многие годы член-корреспондент РАН Михаил Васильевич Шуньков нашел пробирку с этими угольками, отдал их на анализ и получил точную хронологию того события, произошедшего 18 тыс. лет назад. Ценность работы профессора в том, что он собрал угольки, даже не зная зачем.

Второе важное качество археолога ― он должен обладать знаниями о животном и растительном мире, разбираться в природно-климатических условиях, геологии. Закладывать это нужно в университетском курсе. Поэтому то, что археологию вычеркнули из специальностей подготовки, мне кажется неправильным. И мы сейчас делаем все, чтобы это исправить.

Археология ― очень востребованная наука не только с точки зрения академических знаний о далеком прошлом человека. Сейчас проводятся масштабные строительные работы, связанные с серьезными нарушениями площадей, на которых могут находиться удивительные памятники прошлого. Поэтому подготовка специалистов-археологов крайне важна.

― В какой момент археолог ощущает радость открытия?

― Когда производятся раскопки, до них необходимо тщательно исследовать геоморфологию природно-климатических условий. Ты плывешь на лодке, видишь берег, место впадения реки, и понимаешь, что это удобное место для расселения древнего человека. Многие поселки и города располагаются на месте стоянок различного времени: древнекаменного, среднекаменного, бронзового, железного и т.д. Во все времена человек искал удобные места для расселения. Были необходимы источники питьевых ресурсов и каменного сырья. Скажем, район, в котором остановился археолог, не исследован. И тогда первый, второй, третий шурф будут давать новый материал ― это уже открытие. То есть возникает уверенность, что в этом районе можно открыть не одну стоянку, а целую серию.

Второй тип открытий ― неожиданные. Я помню, как в 1966 г. шел по берегу Амура и вдруг увидел фрагмент крашеной керамики. Крашеная керамика до этого была практически неизвестна, и несколько фрагментов мы собрали в красивую маску, которая в настоящее время служит символом нашего института. Это одноактовое открытие.

А вот большие открытия, конечно, основываются на изучении большого количества материалов, не только археологических, но и смежных дисциплин. Они совершаются постепенно, в течение длительного времени, и на основании большого количества фактов. Любое открытие лишь тогда может считаться открытием, когда оно очень хорошо обосновано.

― Расскажите о последних находках Денисовой пещеры.

― Каждый год приносит нам новые открытия, находки каменных орудий. Недавно были обнаружены листовидный бифас, которых раньше там не находили, костяные орудия и украшения. Это новые антропологические находки, которые потом позволяют генетикам получать данные о генетическом наследии денисовцев. Есть ряд вопросов, по которым у нас с генетиками ведутся споры.

Для современной науки необходимы междисциплинарные исследования. Но проблема таких исследований в том, что разные специалисты не всегда хорошо понимают специфику работы друг друга. Антропологи могут плохо знать археологическую литературу, как и генетики. Это создает много точек зрения, которых могло бы и не быть. Как справляться с этим? Все просто ― необходимо уважение к результатам работы и друг к другу.

― Вы продолжаете участвовать в экспедициях?

― Разумеется, но возраст не позволяет делать это так же интенсивно, как раньше. Раньше я проводил в экспедициях семь-восемь месяцев, в Сибири можно продуктивно работать три-четыре месяца, мы работали пять месяцев, если в пещерах. Хотя в палатках уже было довольно прохладно. Но мы работали и в Средней Азии, и на Кубе, в странах с теплым климатом, продлевая полевой сезон. Сейчас самая главная моя задача ― обобщить и опубликовать накопленный в экспедициях по России и другим странам материал. Это за меня не сделает уже никто.

У меня уже опубликовано шесть томов «Глобальной миграции человека в Евразии». Последний том на данный момент ― это денисовский человек и происхождение материальной культуры, вторую часть которого я уже заканчиваю. Такую работу еще никто не делал.

Кроме того, по результатам 20 лет работ в Монголии, в полевых экспедициях я пишу большую книгу «Проблема палеолита в Монголии». То же самое в Казахстане и Сибири. Так что главное для меня сейчас — уже не полевая работа, а работа за столом над богатейшим материалом, полученным командой талантливейших ученых.

У нас большой коллектив ученых. Я горжусь ими, их умением обобщить новый материал, работать с огромным массивом старого материала. У них хорошая университетская подготовка, да и в нашем институте царит великолепный климат, когда все делятся результатами друг с другом. От атмосферы внутри коллектива зависит и результат работы каждого сотрудника. В науке необходимо обмениваться идеями не только в публикациях, но и в живом общении.

― Какое место в любимой вами Монголии вам особенно дорого?

― Для многих Монголия ― однообразная страна. Степи, пустыни, горы. Но для меня, сколько бы я ни проезжал по одной и той же дороге, там всегда оказывается что-то новое и порой неожиданное. Это страна, где царит какая-то свобода духа и раскрепощенности. В душе я, видимо, далекий потомок номадов, кочевников. Эти бескрайние пустыни мне не скучны, я смотрю на них совершенно другими глазами — и вижу Землю, где в далекой древности развивались интереснейшие цивилизации и культуры.